Там продолжали служить мои коллеги, с которыми мне пришлось охранять зону и все, что там находилось. Я прошел и проехал её вдоль и в поперек. Обзавёлся обширными знакомствами среди самосёлов и вахтовиков, знал, где лежат пятна цезия и стронция, места, где приборы зашкаливало, те места, к которым они, журналисты, проявляли особый интерес.
Всем хотелось почувствовать, что такое радиация. По нескольку раз в месяц я отправлялся в зону с очередной группой журналистов. Больше всего нравилось работать с теми кто, приезжал не для поиска сенсаций, а для того, чтобы рассказать о людях, которые там работают и живут, об их судьбе и будущем.
Поколение 25-тилетних, те с кем мне приходилась встречаться, искали, монстров и мутантов. Сенсации прошлых лет. Вроде, той что милиция и армия, впервые после аварийные годы мародерствовала в оставленных домах. При встрече с миловидной журналисткой спросил, где она нашла информацию. Мне продемонстрировали видеозапись, люди в форме выбрасывают с окон высотного здания вещи в кузов автомашины. Где взяли кассету? - спросил я. В архиве, был ответ. В коробке, от кассеты нашел несколько листов бумаги. Там подробно были расписаны, отснятые планы, дикторский текст, оператор отснял сюжет, об утилизации имущества оставшихся в домах по улице Курчатова в Припяти.
Сенсация не состоялась. Она даже не знала, что всем жителям, эвакуированным из Припяти, государство компенсировало стоимость потерянного имущества, а все, что оставалось в квартирах, и было радиационно опасным, подлежало утилизации.
Странно то, что информации о том, что происходит в зоне ЧАЭС довольно много. В Интернете выложены документы, имевшие ранее гриф "СЕКРЕТНО". Во время подготовки журналистского материала, если есть желание, можно найти любую информацию, которая поможет осветить тему. Стоит только покопаться во всемирной паутине.
В большинстве случаев - этого никто не делает. Одно молодое дарование сообщило мне, что сюжет, который ему поручили отснять в Чернобыльской зоне - это простой рабочий момент. Он его сделает, забудет, начнёт снимать другие сюжеты.
Холодная осень 1993 года. Мой начальник сообщил, что мне повезло. Заместитель министра дал указание сопроводить в зону американского журналиста, корреспондента солидного географического журнала.
Решил совместить свои обязанности со своими пожеланиями. Для поездки мне предоставили микроавтобус. Американца будет сопровождать переводчик и ассистент, а меня группа с ТВ "Табачук". Вместе с Александром Анисимовым мы снимали серию сюжетов о зоне, которые в конечном итоге стали документальным фильмом. (Теперь он демонстрируется в музее "Чернобыль".)
Выезжали рано утром. Американца со свитой забирали возле гостиницы "Днепр". В то время она была одной из лучших. Герхард оказался мужиком 48 лет, крепыш с суровым выражениям лица. Ассистент тащил следом за ним фотоштатив и два огромных кофра. Максим - переводчик сразу перешел к делу и рассказал, что его клиент всемирно известный фотокор, который работал на всех континентах. Его работы печатают во всех крупных и известных географических журналах.
Представился и я, представил Александра Анисимова и оператора Сергея Рорика, рассказал о наших планах и маршруте движения. Возражений и вопросов не было.

ЗОНА ЧАЭС.

Из-за хронического недосыпания я мог уснуть в любом положении. Усну, как только автобус тронулся с места. Проснулся от шума голосов. Оказывается, мы прибыли на КПП "ДИТЯТКИ". Дежурный по КПП настойчиво требовал пропуска у членов нашей делегации. Пришлось подниматься с заднего сидения, где я спал. Как только он увидел выходящего с автобуса подполковника в полевой форме, то есть меня, начал сразу докладывать, что за время его дежурства происшествий не зарегистрировано.
Мы прошли в здание КПП, там меня соединили с начальником отдела зоны ЧАЭС Василием Фатхутдиновым, который нас уже ждал. Еще тридцать минут езды и мы в отдели милиции. Фатхутдинов - человек, для которого любая должность становится - любимой работой. Если работа любимая, то предмет должен быть изучен досконально. Он не только отлично выполнял свои милицейские обязанности, но и знал все о крае, где служил. Он рассказал мне много интересного о церквях и храмах зоны, показал могилы хасидов и привел множество интересных исторических фактов, о которых мало кто знает..
Все, что я услышу от него, буду рассказывать журналистам и блистать своей эрудицией. Кабинет начальника милиции. Рукопожатие, объятия, все под пристальным взглядом фотообъектива Герхарда. Уточняем маршрут нашего движения. Обязательно должны побывать в Припяти, у самоселов, отснять сгоревшие деревни. Следующий день посвятим работе милиции, стоянкам отстоя радиоактивно загрязненной техники, могильникам.
Перед тем, как отправляться, заезжаем в расположение моей бывшей роты. Старшина обещал подобрать списанный бушлат. Я буду в том селе, где живет бабка Горпына. Год назад обещал бушлат, поизносилась старушка, а на большую землю она не выезжает. Родных и близких не осталось. Заезжаем в магазин на центральной улице Чернобыля, покупаю пару буханок хлеба и несколько банок тушенки, теперь можно ехать. В гости к своим старикам самоселам нельзя приходить с пустыми руками. Автолавка приезжает раз в две недели.
Направляемся в Припять. Первая остановка возле дорожного знака "КОПАЧИ" Тут должно было быть село. Но его нет. Впервые в после аварийные дни на этом месте находился первый полевой КПП и пост дозиметрического контроля. Фоновые значения были настолько высоким, что все дома пришлось снести и закопать. Теперь над ними, большие могильные холмы, остаются памятью того, что тут стоял дом, жили люди. Осталось только здание детского сада и детская игровая площадка со знаком "опасно радиация".
Проезжаем мимо атомной станции. Герхард снова и снова нажимает спуск фотокамеры, меняя ракурс съёмки. Максим - переводчик сообщает, что ему, Герхарду нужна радиация. "Переведи ему, что он ею дышит"- говорю я. Пусть положит прибор под ель и фотографирует. Подобной реакции я не ожидал. После того, как стрелка прибора прыгнула в крайне правое положение, импортный гость и его свита побежали к автобусу, оставляя за собой клубы пыли.
Я не "сталкер"
Очень давно в той "доаварийной жизни" я с упоением читал братьев Стругацких. "Пикник на обочине" был прочитан на одном дыхании, но не до конца осмыслен.

Много позже, пришло понимание того, что происходило там в той зоне, с главным героем.
У меня появилась моя собственная зона Чернобыльской АЭС. Мои, молодые коллеги, считали мои частые поездки в Чернобыль опасной придурью. В первое, десятилетие интерес у отечественных и зарубежных журналистов был более высоким к этой теме.
Приезжали не только в преддверии очередной годовщины, а на и протяжении всего года.
Прошло несколько минут, и они предстали облаченными в респираторы, резиновые сапоги с бахилами и в резиновых перчатках. сообщив при этом, что они готовы продолжать работу.
В это время мимо нас проезжал командир батальона подполковник милиции Геннадий Иванюк. С ним мы не виделись почти пол года. Первое о чем он спросил, "Что случилось? Зачем этот маскарад?"
Пришлось объяснять, что импортный гость после показаний прибора начал паниковать. Геннадий, изучив прибор сделал вывод, прибор бытовой, порог его измерений настолько низкий, что в чистом месте он будет реагировать на излучения от телевизора или монитора компьютера. В зоне его включать нет смысла. Стрелка всегда будет в крайне правом положении. Убедить Герхарда не удалось.
По дороге в Припять заехали на площадку отстоя радиоактивно загрязненной техники, которая находилась возле нефтебазы "Янов". Там стояли самоходные артиллерийские установки без орудий, укрытые свинцовыми плитами. Они использовались возле разрушенного реактора. Посреди площадки стоял огромный бульдозер, размерами в одноэтажный
дом, на приборной панели которого было нацарапано "Помни тебя, ждут дома" Александр Анисимов записывает мой синхрон на фоне бронированной техники. Прибор включен и постоянно подает звуковые сигналы. "Как долго здесь можно находится?", спрашивает наш гость. Отвечаю, что лучше здесь не находится, а скорее уходить. Ассистент, переводчик и журналист уходят к автобусу.
Наконец мы на КПП "ПРИПЯТЬ". Решаем, что будем начинать работать с центра города. Сначала снимаем городок аттракционов, который должны были открыть 1 мая 86 года, потом почтовое отделение, один из детских садиков, бассейн, городской отдел милиции и панораму Припяти с крыши высотки. Раздражают постоянные звуковые сигналы импортного прибора и суровое выражение фотокора, а точнее лицо, закрытое респиратором и очками. Такое чувство , что он приехал для совершения подвига.
Прошло несколько часов, прежде чем мы выполнили все запланированное. Александр Анисимов постоянно торопил фотокора, ему для съемок необходим дневной свет, а дни все ещё коротки. Один говорит на русском, второй отвечает на английском. Говорящий по-русски в основном сквернословит, и я радуюсь, что тот второй не понимает русский. Периодически я и сам завожусь и высказываю свое мнение. Также не совсем литературным языком. Успокаивает то, что говорю на великом русском языке.
"Теперь мы готовы ехать в села и снимать места пожаров" сообщает переводчик. "Поедете в респираторах?" интересуюсь я. "Да!!"
"Я думаю о том, что подобная экипировка может испугать самоселов и они подумают, что еще раз рванул реактор". Но убеждать, снять респираторы не собираюсь.
Сухое, изнуряющее жаркое лето 1992 года под занавес разразилось пожарами. И пожалуй, самые непредсказуемые последствия пожаров могли быть в зоне Чернобыльской АЭС. Двое суток шла непрерывная борьба с огнем. В огне сгоревших лесов и деревень снова высвечивались не решаемые проблемы.
Мы встретились с теми, кто до настоящего времени живет в давно опустевших селах..
Село Опачичи удалось отбить у огненной стихии. Тут видно, где проходила "горячая" линия. За чертой, где огонь остановился, мертвое пространство, покрытое пеплом. О недавних еще домах свидетельствуют только сиротливые печные трубы.
Возле козырька бывшей автобусной остановки сидит группа самоселов. А со стенки "импортно" улыбается американский проповедник Джон Гест. "Иисус дает надежду", - вещает плакат.
Какие надежды у этих людей?
Нина Адамовна Фрошка: "Я знала, что этим кончится. Раньше был у нас участковый инспектор милиции. Он смотрел за всем. Когда нужно, мог вызвать врача или скорую помощь, автолавку с продуктами, а надо, помогал и людей хоронить. Был бы он у нас, и пожарные приехали бы быстрее, Но все равно, если бы не они, сгорело бы наше село.

Была у нас на окраине школа интернат. Горела сильно и очень долго. Огонь перекидывался на другие дома. Пожарные оставались там и тушили здание, пока не отступил огонь. А мы всю ночь стояли с ведрами и мокрыми тряпками возле домов, дежурили
Как полетят искры к нашим и соседним домам, сразу тушим. Военные вокруг огня на своих машинах ездят, обкапывают все, тушат сухую траву. Остановили огонь в этот раз.

Переселяли нас в чистую зону. Так, всех одиноких в один дом поселили. Дом холодный, неуютный. Да и не привыкла я жить в общежитии, вернулась назад. Вернулись и все пенсионеры, вдовы солдатские, которых по загоняли по 5-6 человек в один дом.
Живут тут люди в преклонном возрасте, по 70-80 лет и старше. Погибла старушка, 1902 года рождения, задохнулась, не захотела уходить из дома... Двух человек с ожогами забрала "скорая помощь".
Дед Николай, 73-ти лет: "Поднялся я на второй этаж в школу, смотрю со стороны села Губина огонь идет в нашу сторону. Телефона нет, что делать? Куда бежать? Хорошо пожарные вовремя приехали, иначе на старости лет остался бы без крыши над головой.
Дай им, Бог, здоровья, спасибо председателю колхоза, приезжали к нам после из колхоза Диброва председатель Балашенко. Загрузил машину продуктами, одеждой, медикаментами, привез к нам и раздал. Теперь будем жить дальше".
Максим без конца переводит, а Герхард все снимает и снимает. Ассистент только успевает перезаряжать фотоаппараты. А скромно снимаю отечественным "Киевом 19". Успеваю сбегать и узнать, что бабка Горпына. Ушла в гости. Подходять её ближайшие соседи и я оставляю бушлат и гостинцы. Ближайшие соседи, семейная пара стариков живет в другом конце села. Но решили поговорить с приезжими, узнать новости, думали, начальство приехало. Оставляю им бушлат и кулек с подарками им и Горпыне.

Заканчиваем снимать на подворье, старики, не обратили, внимание, на то, что наши попутчики в респираторах. Когда в конце улице заметил сгорбленную фигуру Горпыны. Она шла по улице среди повалившихся изгородей и разрушенных, а точнее заброшенных домов. Серое сумрачное небо, слякотная погода, все навевало какую-то безысходность.
Она пришла, сказать спасибо. Ходила на хутор, где живет её 80 летняя подруга. Раньше они друг к другу ходили в гости по очереди, теперь ходит только она. Пять километров в один конец. Она ещё может, ходить, хотя и с трудом. Герхард настолько расчувствовался, что отдал свой аварийный сухой паёк.

День подходил к концу. Пора была отправляться на ночлег. Приют мы нашли в поселке вахтовиков "Зеленый мыс", который стоит возле села Страхолесье. Название очень подходило к тому, что произошло на этой земле.
Перед тем, как пройти на территорию вахтового городка, обязательна процедура дозиметрического контроля. Пришлось несколько раз мыть и чистить обувь. Одежда соответствовала нормам радиационной безопасности. Наших коллег подобная процедура если не испугала, то привела в замешательство. Неужели мы ходили по грязи?. Спросили они. Нет, мы были в тех местах, где живут люди, ответил я.

В нашем распоряжении один из домиков. Перед тем, как отправится на ужин, предлагают посетить сауну и смыть чернобыльскую грязь. После водных процедур и сауны настроение совсем другое. Ужин накрыли в зале для приема иностранных гостей. Герхард поначалу отказывался от наркомовских 100 граммов водки. Потом, выпив несколько рюмок, расслабился . Стал внимательно слушать чернобыльские истории. Каждый из нас мог рассказать о своей службе или работе в зоне много интересного. Вспомнить тех, с кем служил или работал, что снимал или о ком писал.
Наш американский коллега, немецкого происхождения, внимательно слушал, а переводчик все реже выполнял свои обязанности. Наверное он многое понимает, подумал я, и вспомнил, что в течении дня довольно часто отзывался о нем.
Утро. Подъем в шесть утра. После завтрака отправляемся снова в зону. По плану мы должны посетить площадки отстоя радиоактивно зараженной техники и могильники. Если успеем, заедем в несколько сгоревших сёл.
Возле села Старые Соколы, на огромной площади размещена военная и гражданская техника, та которая применялась при ликвидации аварии. Кто то решил, что пройдет время, фоновые значения , на поверхности БТРов, пожарных машинах и вертолетов понизятся и её снова можно будет использовать.

Проходят года, а она все стоит. Чем дольше стоит, тем больше её разбирают на запасные части. Сюда пробираются в поисках запасных частей из колхозов расположенных с той стороны периметра и металлисты мародеры, которые собирают металлом.
Картина удручающая. Такое впечатление, что тут собрана техника с поля боя. Та техника, которая не подлежит восстановлению. Наш фотокор снимает долго и старательно Прошу у ассистента прибор и включаю. Он не просто подает звуковые сигналы, он воет. "Тут, что нельзя находиться?" - спрашивает Герхард. "Можно, но не долго" - отвечаю я. С неохотой он уходит, напоследок сделав несколько снимков вертолетов.

В зоне каждое ведомство, которое участвовало в дезактивации и утилизации, создавало свои могильники. Говорят, что тут их более 800, но никто не знает, где они расположены.
Когда в государстве возник дефицит запасных частей к "Жигулям" и "Москвичам", то начали раскапывать места захоронения автотранспорта, которого в городе энергетиков было много. Милиция охраняет исключительно специализированные могильники. Остальные могильники остаются без охраны, так как милиция тут несет службу в соответствии с договорами. Сколько денег выделили, столько и получили милиции.
Так было тогда, так и осталось по сегодняшний день.
Нам показывают разрытые траншеи, остатки от легковых автомашин, с которых снято все, что можно было снять. После того, как запасные части очистят от земли, придадут им товарный вид, они отправляются на большую землю, за периметр на авторынки.
С годами положение изменится, дефицит запчастей будет ликвидирован. Больше станет иномарок, которые постепенно вытеснят отечественные экземпляры. Скорей всего на некоторых "Жигулях" или "Москвичах" до сего времени стоят запасные части, добытые в могильниках зоны.
Мы посетили несколько подобных объектов и кладбище, где таблички "опасно радиация" предупреждали, что находиться, тут нельзя.
По дороге к КПП "Дитятки" заехали в несколько оставленных сел. Как много могут сказать окна оставленных домов. В одном окне выглядывает кукольное лицо, кукла продолжает ждать свою маленькую хозяйку. На подоконнике другого окна остались семейные фотографии, газета от 25 апреля 1986 года, буханка хлеба и икона.
Но больше всего впечатляют семейные фотографии в рамках. Тут вся жизнь человека и его предков, которых, наверное, нет. Почему их не забрали с собой, почему потеряна память?
Мы прощаемся на КПП с моими бывшими сослуживцами и направляемся в столицу. Все молчат. Или много впечатлений или просто устали. Неожиданно меня вывел из дремоты вопрос "Вы читали Стругацких "Пикник на обочине" "Да"-. ответил я и открыл глаза. Вопрос задал Герхард. "Да я знаю неплохо русский, учился в Москве" сообщил он.
"Вам не кажется, что вы "СТАЛКЕР"?
"Нет. Я приезжаю в гости, к прежнему месту службы, приезжаю проведать своих знакомых и эту больную землю. Буду приезжать снова и снова и хочу, что бы все, кого я привожу, сюда рассказывали правду о тех людях, которые тут работают, служат и живут"
"Отправляясь сюда вас, наверное, страхуют, платят большие деньги, вы стали состоятельным человеком?"
"На все Ваши вопросы у меня один ответ - без комментариев".
"Меня отправляя в командировку застраховали, после возвращения в редакцию я получили приличные деньги, а почему Вы и ваши друзья продолжаете ездить в эти места, если не получаете заслуженного вознаграждения? "
"Чтобы ответить на Ваши вопросы необходимо начинать с 1917 года, а на это у нас нет времени" - ответил я.
" Вопрос к Вам, почему вы скрывали, что знаете русский язык?"
" Просто так больше узнаешь и поймешь, что думают люди, которые меня окружают, так, что извините"
- ответил он.
Много лет кряду я отправлялся в зону ЧАЭС с нашими и иностранными журналистами и понимал, что с годами все меньше и меньше коллег интересует эта тема. О Чернобыльской трагедии будут вспоминать в преддверии очередной годовщины.

Александр Наумов